Иман: охота только для туземцев

ИЛЛЮСТРАЦИЯ ИЗ АРХИВА ПАВЛА ГУСЕВА

Стоило появиться русскому селению, как зверь стал покидать леса, обезумев от людского запаха, от неосторожных выстрелов, и стадо изюбров, вопреки всякому инстинкту самосохранения, вышло к самым баракам Дальлеса в верховьях реки, чего никогда в прошлые годы не наблюдалось.

Туземцы требовали удаления этого постороннего населения из их лесов.

Законы сложной туземной охоты, ее старинный обычай я узнал из рисунков, которыми наградили меня орочоны и гольды. О них скажу позднее.

Лучший и наиболее ценный зверь на Имане — изюбрь; хорошие панты стоят до трехсот рублей и выше. У берегов рек ловится выдра. Орочон берет свое семейство, палатку и уезжает на месяцы жить по Иману, меняя стоянки.

Он ездит на солонцы за изюбром и выслеживает выдру. На одном рисунке у меня выдра изображена на чертеже реки Имана. Рисовавший орочон заставил меня на обороте сделать надпись, что выдра эта для кооператива. Соболя ловят здесь ловушками, напоминающими длинные воронки.

Медведь — частый гость этих мест. Он выходит к берегу, к стоянкам. На моем рисунке человек поставлен против медведя в зимней одежде, на лыжах, в руках у него не ружье, а копье. Медведь широко раскинул лапы и развернул, насколько возможно, пасть. Он изображен как хозяин леса, недовольно встречающий пришельца.

Самым страшным зверем является тигр, встречающийся теперь уже редко. Однако почти каждый из рисовавших орочон участвовал в охоте на тигра.

Читайте материал "Секретный соболь: о делах с пушниной в стране"

Один из них изобразил целое событие, украсив рисунок надписями, что охота была в 1927 году, что эту собаку звали Цаха, а эту Хандан, что Хандан умерла от лапы тигра. Рисунок этот превратился почти в письмо или дневник.

Если бы он был выбит на камне, то напоминал бы древнейшие изображения, оставлявшиеся на скалах охотниками, не имевшими письменности. Лучшее изображение тигра мне дал охотник Каланзуга, но о нем мне придется сказать ниже.

 

Иман: охота только для туземцев

ИЛЛЮСТРАЦИЯ ИЗ АРХИВА ПАВЛА ГУСЕВА

Сын Юциса — десятилетний подросток. Он растет, как все орочонские ребята. Здесь ему негде учиться, и любимая забава его — ружье. Вообще здесь трудно и странно представить человека без ружья, владеть им нужно с самого раннего возраста.

Охотник Василий Аянка подал мне письмо с жалобой на нарушение прав охоты. Привожу это письмо в сокращениях, сохраняя тот язык, которым оно написано:

«Калининского района, Хабаровского округа. Вершина Иман. Наша туземцы-охотника совсем не может охотать. Спортит на берегу русской охотник-старовера. Пешком ходит на охота, а зверь нюхает у него дорога. Зверь все убежал. Палит огонь, и варит кушай. Тогда зверь ходит на солонца — «хочу кушай»: нюхал и убежал.

Его (старовер) спит близко солонца — караули изюбра. А изюбрь нюхал: люди сидит и палит огонь — убежал все.

А наша туземец охотай не так. Совсем другой дело охотай. Летом ходит на амирочке, двои маленьки весло и двои маленьки соста — так приблизительно одно местра длиньше.

Читайте материал "Промысловая охота во время войны"

Когда сибка (шибко, сильно) ветер тоже не ходит на солонца. Когда тихо, хорошо погода, тогда на охотай. А когда ходит на охоту из палатка, можно поставить три версты далека из солонцу. Тогда можно потихоньку ходить на солонцу.

Кушай варит — тоже какой зверь ни ходит места. Нимножку огонь и палит. Скоро варь готовы… Кушай, котора варили, бросай на воду. Тогде зверь не могу нюхай — убежала не буди. Наша орочона живи всегда на сопку, только не испугает зверь. Наша все знает, куда хорошо, куда плохо».

 

Иман: охота только для туземцев

ИЛЛЮСТРАЦИЯ ИЗ АРХИВА ПАВЛА ГУСЕВА

Я познакомился с лучшим охотником, которого уважало все население. Имя его — Хайсу Каланзуга.Он вошел в лавку, когда орочоны рисовали.

Только что с охоты, и в руках у него были шкуры.В лавке двигался он медленнее других. На охоте, в погоне за зверем этот человек, наверное, совсем другой, чем здесь. Здесь он кажется немного тяжеловесным, а лицо его слишком сонным и спокойным. С этого гладкого лица глядят живые черные брови и блестят маленькие глазки.

Он вошел, поздоровался со мной и, облокотившись на прилавок, стал смотреть, как рисовали охотники. Смотрел он зорко и как будто очень издали.

— Орочона рисовать, всю жизнь надо много думать,— сказал он мне. — Орочона рисовать очень трудно.

Он опять сказал эти слова в какую-то высоту, вдаль, и эти слова не смешивались ни с чем, что происходило в лавке. А лицо его будто и не на меня смотрело. Я чувствовал, что стою перед человеком, прошлое которого все в лесу.

Каланзуга взял бумагу и карандаши и пошел медленно с женой, которая купила в лавке мануфактуру. Среди толстых кукурузных стеблей едва просвечивала та дорожка, какой ушел Каланзуга.

«Вот уйдет опять на охоту, — думал я, — те таинственные для меня силы, которые держат его в лесу, уведут его, и я не увижу его, не смогу с ним поговорить».
Но я увидел Каланзугу, хотя поговорить с ним и не смог.

 

Иман: охота только для туземцев

ИЛЛЮСТРАЦИЯ ИЗ АРХИВА ПАВЛА ГУСЕВА

Утром следующего дня я стоял на тропке возле лавки. Мимо меня утиной своей походкой шел Хайсу Каланзуга. Он неожиданно остановился и вытащил три смятых листа бумаги. Он их стал мне показывать, как показывают чертеж.

Читайте материал "Ловля щуки зимой на небольшой глубине"

На одном листе был изображен полосатый страшный тигр с вывороченным на людей злым взглядом. Он стоял на задних лапах, поднявшись, как человек, обнаружив свою пасть со смертельными зубами, раскрыв когти на лапах.

Вокруг тигра стояли три дерева с таким видом, точно они в чем-то помогали, прислуживали тигру. А против тигра стояли два треугольника с ногами, со слепыми лицами, с привинченными руками. Один стрелял в тигра. Другой всадил ему в грудь копье…

Так и живут в Уссурийском крае. Зимой собака таскает человека на нартах. На нартах же идет и переносное жилище орочона, и его семья. Он ставит зимнюю палатку, чинит лыжи и идет по следам зверя. То, что бьет, все идет кооперативу.

Из собрания Павла Гусева.
Текст печатается с сокращениями

Источник: ohotniki.ru